Здравствуй, бабушка
Здравствуй, бабушка!
В глубинке время идет по-иному: оно старит только тело. Не душу. Возможно, разум. Ведь кто-то поддается соблазнам. Этой жизни.
В здании бывшей воскресной школы уже несколько лет живут пожилые люди. У каждого своя судьба, свои трагедии, свои разочарования и своя – любовь.
Татьяна Никитична, ей восемьдесят два, стояла у окна и поливала цветы. Особое внимание она уделяла орхидеи, которая расцвела в прошлые выходные. Красота! Уже всем постояльцам этого места Татьяна Никитична провела экскурсию в свою личную оранжерею на подоконнике.
– А эту… – она указывала на розу, – а эту розу мне подарила внучка, моя любимая внучка на восьмое марта. Представляете – вся в дочку пошла моя кровинушка: красива, статна и любима!
Правда, имя внучки Татьяна Никитична забывала. То и дело – произносила имя Раиса (так звали её маму), нежно обнимала за плечи девочку и улыбалась. Та, в свою очередь, отвечала взаимностью.
Пятница. Или четверг. Дни недели тут не обозначали, и, возможно, Татьяна Никитична что-то перепутала… Но был ясный осенний день. Листва на деревьях еще держалась, яблоки – уже нет. Мелкие тучи гуляли вдалеке. Егорыч, Витька и Лёнька, тоже постояльцы дома престарелых, сидели в беседке и играли в домино. Завхоз считал на складе постельное белье, ему помогала Людмила Ивановна, её определили сюда месяц назад.
Татьяна Никитична сидела на скамейке около цветника и смотрела на калитку. Она ждала. Ждала внучку после школы, которая всегда приходила в пятницу. Или в четверг…
Третий час передали по радио, что стояло на карнизе окна кухни. Дышалось хорошо. Осень золотая была.
Девочка Даша открыла калитку, при этом оглядев двор. Татьяна Никитична перевела взгляд на девочку и помахала ей рукой.
– Здравствуй, бабушка! – сказала тонко девочка, ускоряя шаг.
Татьяна Никитична расплылась в улыбке, поправила кофту и ответила:
– Здравствуй, моя внучка… Рая.
Они обнялись. Нежно, но крепко. Так, как этого не хватает всегда старикам. Даша первая отпрянула от бабушки и спросила:
– Тебе не холодно, бабуль?
– Нет, тепло же.
– Мне кажется, нужно идти в комнату. Если ты не возражаешь. Я тебе принесла пастилу, твою любимую.
– Ты моя хорошая, – Татьяна Никитична погладила Дашу по голове.
– А еще я нарисовала рисунок. Вот.
Даша достала из рюкзака альбом и вытащила один лист. На нем был натюрморт, выполненный на уроки ИЗО. Сначала Даша хотела оставить его грифельным, но потом все-таки решила добавить немного красок. Ведь яблоки в корзине не могут быть такими грустными.
– Спасибо, милая. Спасибо, родная!
Они разговаривали. Татьяна Никитична в очередной раз вспомнила свою молодость, послевоенное детство. Мир. Свою семью, своего сына. Ту часть жизни, о которой вспоминаешь лишь с теплом. Ту часть жизни, которую не хочешь забывать, даже если там были темные пятна.
– Отец всегда меня обнимал, когда было худо. Наверное, поэтому я чувствовала себя счастливой. Всегда.
…и снова обнялись! Это будто был маленький презент, который обязательно согреет прохладной ночью, добавит сладости в чай и соизволит появиться улыбке.
Прошла неделя.
В тот же будний день, примерно в то же время в комнату к Татьяне Никитичне зашла девочка.
– Здравствуй, бабушка! – произнесла девочка.
– Здравствуй, моя внучка… Рая.
Но это была не Рая. И даже не Даша, которая приходила. Девочку звали Наташа, она училась в параллельном классе с Дашей и тоже вызвалась стать сельским волонтером. И вот сегодня, после шести уроков, она пришла к Татьяне Никитичне (вообще приходили ко всем, в разное время, тоже приносили гостинцы, разговаривали по душам).
– Как я рада тебя видеть! – сказала Татьяна Никитична, разулыбалась и крепко обняла Наташу. – Посмотри, у меня еще одна орхидея расцвела! Видишь, жизнь идет, мы стареем, а цветы прекрасны будут всегда.
…Нотка грусти. Нет, это не грусть, это осознание. Мира, людей. И Татьяна Никитична не смела унывать. Она села в кресло, поинтересовалась делами внучки и в очередной раз рассказала о своей жизни. О свадьбе. О том прекрасном платье и фате. О черной «Волге», что катала молодоженов. Татьяна Никитична даже вспомнила о своем невидимом аксессуаре – трех или четырех пшиках «Рижской сирени». И казалось, что женщина там, в молодости, смотрит на этот мир совершенно другими глазами.
–…знаешь… Рая, – она замялась, – кто бы что бы не говорил – жизнь очень прекрасна! Она дана нам не просто так. Как и люди в ней.
Когда Наташа уходила, она обняла Татьяну Никитичну еще раз. Крепко и по-человечески. И с этими объятьями Наташа оставила любовь. Любовь, о которой будет помнить лишь один из них.
Когда выпал первый снег, к Татьяне Никитичне пришла Маша. Она подарила ей варежки и теплые носки. Татьяна Никитична была очень рада этому подарку. Она обняла девочку и все по той же привычке назвала ее Раей.
Спустя неделю пришла Таня. Потом – еще школьница. Потом снова пришла Наташа. Даша. И всё было как в первый раз. Даже обнимания.
…перед Рождеством стояла ясная погода. Снег искрился. Деревья, казалось, даже не мерзли. Снегири пышными яблоками выкатились на занесенные накануне снегом клумбы. Пахло елью.
В дверь комнаты Татьяны Никитичны постучались. Она не сразу поняла это. Неужели закрылась дверь? Женщина подошла к стене и потянула ручку.
Там стоял мальчик. Ему было примерно столько же лет, сколько и всем девочкам. Роста он был невысокого. Он улыбнулся и произнес:
– Здравствуй, бабушка!
– Здравствуй, внучек… Коленька.
Татьяна Никитична прошла обратно к креслу и, усевшись, расправила одеяло на коленях. Она поглядывала на мальчика, потом – в окно. Потом снова на мальчика, которого, кстати, звали Егор. Повисла неуютная, раздражающая тишина.
– Бабуся, я принес тебе апельсины и конфеты. Ты же любишь их?
Татьяна Никитична покосилась на пакет и увидела свои любимые карамельки. Шоколадные конфеты она не признавала. А вот карамель…
– Ты, правда, настоящий? – спросила она у Егора.
– Что прости?
– Коленька… Тебя же зовут Коленька?
Парень моментально ответил.
– Да. Это я.
Татьяна Никитична улыбнулась.
– Мне часто снится сон, что мой сын Коленька жив.
– Жив, – выдавил Егор.
– Ты так на него похож!
Слезы потекли у Татьяны Никитичны. Егор моментально встал и подошел в ней.
– Не нужно плакать. Давай лучше обнимемся!
Они обнялись. Татьяна Никитична посмотрела в глаза Егора и сказала:
– Точно похож!
…потом они пили чай с мятой и корками лимона. Улыбались. Татьяна Никитична в очередной раз рассказала о своей жизни.
– А я думала, что у меня только внучка Рая есть, – она развернула карамель и положила на язык.
– У тебя еще и внук есть.
Татьяна Никитична посмотрела в окно. Там на карнизе стоял снегирь. Такой теплый, родной. Хоть и с алым отливом на брюшке. Она улыбнулась. Птица улетела.
…она обнимала Егора, когда он уходил.
– Вряд ли моя дырявая башка забудет о тебе, – смеялась Татьяна Никитична ему вслед.
И когда он пришел снова, она его встретила со словами:
– Здравствуй, Коленька!
Тима Ковальских, 29 лет
