"Почему плачут журавли"

Почему плачут журавли

Они сидели за шахматной доской: пожилой мужчина, у которого Время и Горе посеребрили волосы, и мальчик лет девяти. Они, вроде как, играли, но давно перестали следить за ходом игры - каждый думал о своём... 

Деда Кирилла сюда определили невестка с сыном под предлогом того, что сам он уже не может за собой ухаживать (дед-то знал, что это лишь предлог освободить его квартиру). Когда узнал о переезде в ИСТ (Интернат Совмещённого Типа) не сказал ничего, только посмотрел на сына... Многое было в этом взгляде: гордость, печаль, непонимание - и отвернулся. За год жизни в ИСТ деда Кирилла лишь раз навестила невестка. Да он и не особо скучал по родным, если честно. Лешик - шустрый девятилетний пацан с волосами цвета осенней листвы, был, можно сказать, старожилом ИСТ: он прибыл сюда четыре года назад, изъятый от матери-алкоголички. Никого особо не признавал, не шёл на контакт. "Зверёк", - говорили про него воспитатели. Что ж, зверёк, так зверёк, как им будет угодно... 

Всё изменилось, когда в здание ИСТ вкатили коляску с дедом Кириллом, и все обитатели, от мала до велика, выбежали посмотреть на новоприбывшего. Старшие обитатели дома переговаривались между собой шелестящими голосами, младшие же сгрудились в кучку и молча оглядывали сгорбившегося в коляске старика; даже самые любопытные не решались подходить к нему близко – таким угрюмым был его взгляд. Лёшик стоял в стороне ото всех и тоже смотрел, но страха не испытывал, потому как что-то родное чудилось ему в дедовом взгляде. Он словно уже где-то видел эту угрюмость, за которой пряталась печаль. Когда мальчуган чистил зубы перед сном и глянул в маленькое зеркало, то понял – взгляд деда Кирилла до ужаса напоминал его собственный. 

На следующий день за завтраком Лёшик никак не мог сидеть спокойно: он ёрзал, пинал ножки стола и размазывал овсянку по тарелке. Кое-как впихнув в себя пару ложек, он незаметно выскользнул из «детской» столовой, и мелкими шажками побежал в «стариковскую», как именовали её некоторые младшие. Здесь было относительно тихо: никто не визжал и не хныкал, как там. Некоторых стариков и старушек воспиталки кормили с ложки, как маленьких, изо рта у них текла овсянка вперемешку со слюнями: «Совсем слабые, видать», – подумал Лёшик и так ему стало жалко бедолаг, что даже слёзы навернулись. Он быстро смахнул их рукавом рубашки и стал искать глазами деда Кирилла; тот сидел в самом углу столовой, прямой, как палка.

Лёша осторожно подошёл к нему, взял за руку и бережно вложил в морщинистую ладонь помятый шоколадный батончик. Дед молча посмотрел сначала на батончик в ладони, потом на Лёшу, и… улыбнулся. Так зародилась их дружба. Теперь в послеобеденные часы Лёшик часто пропадал в том крыле, где жили дед Кирилл и остальные старшие. Дед учил мальчика играть в морской бой и вязать сложные узлы, рассказывал истории о том, как был на войне и как потом попал в госпиталь, где ему пришлось ампутировать обе ноги. Что такое «ампутировать» Лёшик спрашивать побоялся: по голосу старика было понятно, что это что-то страшное. 

- Милушка моя, Клавдия, с войны меня дождалась, и приняла таким, каким стал. Была со мною до последнего вздоха, ухаживала. Сыну нашему, умирая, шепнула: «Батьку не бросай», – а он, вишь, хуже фашистов оказался, сплавил меня сюда исподтишка. Я тогда только и узнал, когда уж вещи на пороге стояли. Хотел ему в рожу плюнуть, да что об погань мараться? Пущай уж на его совести будет. – старик посмотрел на Лёшу и продолжал – а ты мне заместо внучка стал. Не зря, видно, сюда дорога привела: одним миром с тобой мазаны. Брошенцы оба… 

- Не брошенец я, вернётся за мной мамка! – воскликнул Лёшик, и, увернувшись из-под дедовой руки, вихрем вылетел из комнаты. Дед только головой покачал: мал ещё, не понимает… С неделю, может быть, больше, Лёшик играл на «детской» половине двора, там, где лесенки и всякая дребень. В дедову комнату он тоже больше не приходил, хотя очень хотелось. Дед Кирилл тем временем играл в карты и слушал байки товарищей на «половине старших», но без особого интереса – чего-то ему не хватало… Первым не выдержал Алексей: однажды в один из вечерних часов он тенью выскользнул из своей комнаты и постучался в дверь комнаты деда Кирилла. Дед открыл ему, уже одетый в пижаму: 

- Чего не спишь, малой? Времечко к отбою уже… 

- Не хочется, – честно признался Лёша, переминаясь с ноги на ногу. 

- Заходи, мои не спят ещё, – пригласил дед, давая парнишке дорогу. Сидя на стуле и жуя бутерброд с маслом, который старик оставил с обеда специально для него («Знал, что придёшь», – сказал он с хитрой улыбкой) Лёша вдруг почувствовал себя так уютно… ему даже захотелось обнять этого добряка, который только притворяется суровым, потому что жизнь у него была суровая. Старик же наблюдал за тем, как ест его названный внучок, и тихо радовался. Когда же бутерброд до крошечки был съеден, он вдруг поинтересовался у Лёши: 

- Ты видел, как улетают на юг журавли, Лексей? 

- Не-а. 

- Печальное это зрелище: птицы сбиваются в стаи и летят, оглашая округу протяжным криком. Некоторые долетят до места, другие отстанут от стаи и погибнут. Вот потому они и кричат, не знают, суждено ль родные края увидеть, в небе родном полетать. Так вот, Лексей, я – потерянный журавль, – в уголках поблекших глаз вдруг блеснули слёзы. 

- Деда… 

– Лёша не знал, что сказать, а потому просто обнял своего наставника и лучшего друга. Обнял крепко, от всей души, как умеют только дети. Так и сидели эти двое, плечом к плечу, даря друг другу всё тепло, что у них было. И не было в мире человека счастливее и спокойнее старика и маленького мальчика… 

Мужчина лет тридцати стоял на крыльце маленького деревенского домика, и, держа в руке ладошку ребёнка, указывал куда-то в небо: 

- Смотри, Киря, вооон там, вдалеке, летит клин журавлей. 

- Пааап, а почему они так кричат? Они… как будто плачут. – мальчик тоже смотрел в свинцово-серое осеннее небо. 

- Один человек сказал мне, что они боятся больше не увидеть Родину, – осенний ветер растрепал волосы отца, цветом напоминающие разбросанную вокруг осеннюю листву. 

- Наверное, тот человек был очень умным? 

- Да. Ты носишь его имя, сынок. Он был мне другом, наставником… он был мне родным не по крови, а по сердцу. Знаешь, мне кажется, что он сейчас летит над нами в образе журавля… Я расскажу тебе о нём. Когда-нибудь…

Вернуться к списку